scholar_vit

Священник Яков Кротов очень интересно пишет о милитаризме. Со многим из того, что он говорит, хочется согласиться. Однако один из тезисов: [М]илитаризм складывается не только из согласия на применение силы, но из согласия отступить от принципов права, - как мне кажется, верен далеко не всегда.

В самом начале 20 века именно об этом написал интересное эссе "Thoughts about Koepenick" Г.К. Честертон. Это эссе было опубликовано в газете London Daily News. Позже колонки Честертона из LDN были собраны в книге "All Things Considered"; она есть на сети.

Эссе Честертона вызвано забавным эпизодом, произошедшим в 1906 году. Сапожник Фойгт переоделся в форму прусского капитана, приказал нескольким солдатам из ближайших казарм следовать за собой (прусские солдаты привыкли повиноваться офицерам без рассуждений) и арестовал городские власти городка Кёпеника по обвинению в растрате. Он отправил арестованных в Берлин, забрал городскую казну в размере 4002 марок и 37 пфеннигов (в расписке он поставил фамилию директора тюрьмы, где до того сидел за воровство и мошенничество) и отбыл в неизвестном направлении. Его вскорости поймали, однако ограбление настолько развеселило публику, что Фойгт получил помилование у отсмеявшегося кайзера.

Публика долго обсуждала, почему власти Кёпеника не распознали мнимого офицера, несмотря на некоторые несообразности в выпушках и петличках. Честертон заметил, что на самом деле Фойгт выдал себя одной фразой. Когда мэр попросил "капитана" предъявить полномочия, тот патетическим жестом указал на штыки своих солдат: "Вот мои полномочия". Честертон говорит, что ни один настоящий военный так не скажет. Более того, сама мысль о таких "полномочиях" противоречит всему воспитанию военных.

Представьте себе типичную картинку: сержант гоняет роту солдат. Сотня здоровых мужиков с оружием в руках старательно тянет ногу или плюхается лицом в грязь по одному слову (часто безоружного) человечка, которого они бы с легкостью скрутили. На самом деле смысл муштры именно в этом: в воспитании у солдат привычки исходить из того, что право выше силы. Эта идея должна настолько въесться в их душу, что потом, в бою, они пойдут умирать по приказу человека, который имеет право отдать такой приказ - хотя у них хватило бы силы пристрелить офицера и сдаться. Идея, что сила выше права, несвойственна военным. Soldiers have many faults, but they have one redeeming merit; they are never worshippers of force. Soldiers more than any other men are taught severely and systematically that might is not right. The fact is obvious. The might is in the hundred men who obey. The right (or what is held to be right) is in the one man who commands them. They learn to obey symbols, arbitrary things, stripes on an arm, buttons on a coat, a title, a flag. These may be artificial things; they may be unreasonable things; they may, if you will, be wicked things; but they are weak things. They are not Force, and they do not look like Force. They are parts of an idea: of the idea of discipline; if you will, of the idea of tyranny; but still an idea. No soldier could possibly say that his own bayonets were his authority.

Добавлю, что именно поэтому в армии за мародерство положено расстреливать. Дело не в жалости к населению, дело в дисциплине: армия, где военные занимаются грабежом без приказа, есть не армия, а сброд, не способный воевать. Как пишет Честертон, если солдаты полагают, что действуют не во имя Короля, Родины или другой отвлеченной идеи, а во имя своих штыков, "штыки становятся хрупкими как стекло".

Идея, что сила выше права - это идея не военных, а штатских, "слабаков вроде Ницше". Но если она овладевает армией, это очень плохой признак. Это, как пишет Честертон, означает разложение армии.