scholar_vit

Есть у Чехова рассказ "Тайна". Напомню сюжет: действительный статский советник Навагин столкнулся с загадкой. Многие годы на его листе визитеров, где расписывались поздравляющие начальство с праздником чиновники, оказывалась "залихватская подпись на старинный манер, с завитушками и закорючками" некоего Федюкова. Никакого Федюкова Навагин не знал. Швейцар клялся, что Федюков в переднюю не приходил: "Чиновники наши были, к её превосходительству баронесса приезжала, священники с крестом приходили, а больше никого не было..."

Навагин пытается понять, откуда взялась подпись. В конце концов он, поговорив с женой-спириткой, уверовал в её мистическое происхождение: несомненно, расписывается "дух какого-нибудь давно умершего чиновника, прогнанного со службы предками Навагина; может быть, это родственник какого-нибудь канцеляриста, уволенного самим Навагиным, или девицы, соблазненной им..." Он вызывает Федюкова на спиритическом сеансе, а также "Наполеона, Ганнибала, Аскоченского, свою тетку Клавдию Захаровну". Он увлекается спиритизмом, читает спиритические брошюры, проповедует его подчиненным и даже сам пишет статью в спиритический журнал.

Как раз перед отправкой статьи в журнал Навагин вызывает дьячка местной церкви: ему нужно метрическое свидетельство сына для гимназии. И тут выясняется, что этот дьячок - и есть тот самый Федюков, который, обходя дома с крестом, любит расписываться "у вельможных особ": "Как увижу, извините, лист в передней, так и тянет меня имя свое записать".

Дьячок Федюков - "человек-невидимка". Для Навагина и швейцара это не личность, а функция: "священники с крестом ходили". У него нет собственных желаний - например, расписаться в списке визитеров.

Нетрудно заметить, что тема "человека-невидимки", функции вместо личности - одна из любимых тем Честертона. Собственно, в этом чеховском рассказике - почти весь честертоновский "Отец Браун". Но насколько точнее и лучше получается у Чехова. Характерное отличие: Честертону необходимо в конце прочесть длинную мораль ("Вы не видите людей вокруг вас!"), а Чехову достаточно маленькой детали: во время разговора Навагина с дьячком первый не знает и не интересуется именем последнего; ему достаточно хамского "любезный". Только тогда, когда нужно узнать, где забрать метрику, выясняется, как зовут дьячка: "Извольте завтра прислать кого-нибудь в церковь перед вечерней. Я там буду. Прикажите спросить Федюкова, я всегда там..."

Но каков Чехов - вместить в крошечном рассказике то, для чего Честертону потребовались тома, - и пойти дальше. Тут разница между писателем талантливым (а Честертон - талант) и гением.